Само слово "ваганты" происходит от латинского "vagari" - бродяжничать. Встречается
и другой термин - "голиарды", производное от "Goliath" (здесь: дьявол) и от "gula" - глотка:
бродячие дьяволы с широкой глоткой, горлопаны, выпивохи, обжоры, неугомонные проповедникимирских
радостей. Но это еще не все: происхождение и значение слова "голиард" имеет несколько версий,
и уже одно это говорит о том, что утверждалось оно в борьбе. Лингвисты установили, что это
слово может происходить кроме как от латинского корня "гула", что значит "обжора", так и
от провансальского "гуалидор" - "обманщик, хитрец". Таким образом, прозвище "голиард"
имеет отрицательный смысл и употреблялось противниками вагантов.
Однако ваганты, вынужденные принять это название,
перетолковали его по-своему и стали объяснять, что оно образовано от имени
героя библейских сказаний великана-филистимлянина Голиафа, один вид которого
наводил ужас на целое неприятельское войско. Другие вагантские предания
утверждают, что Голиаф - это имя прародителя вагантов, стихотворца и обжоры,
который "съедал за одну ночь больше, чем святой Мартин за всю жизнь".
Мифическому Голиафу часто приписывались антипапские сочинения самых разных
авторов. Надобно сказать, мифология вагантов имела успех, и впоследствии
название "голиард" потеряло ругательный смысл и стало простым синонимом "ваганта".
Все произведения вагантов очень музыкальны, они не
только обладают своеобразной ритмикой, лиричностью, но и, как считают исследователи,
исполнялись под музыку, хотя мелодии до наших дней не дошли, и остается лишь догадываться,
какими они были. Известно, что многие из этих произведений писались по образу церковных
гимнов, но в то же время они несут в себе черты застольных или народных песен. В песнях
вагантов присутствуют восклицания, обращения, очень часто они выглядят как обращение,
просьба, жалоба, а иногда это даже диалог. То есть все эти произведения пример живой,
устной речи, но заключенной в форму и ритм песни или гимна. Ваганты таким образом
насмехались над средневековыми церковными канонами, над фанатичным следованием им,
вместо неживой застывшей формы молитвы, когда человек или священник уже сам не
понимал, что и зачем он произносит, и почему именно так, а не иначе,
Как убийственно скучны
их стихи-обеты,
их молитвы, что огнем
чувства не согреты.*
они выбрали разговор с Богом, взывали к нему, сообщая свои нужды
Сидя в кресле, на заду
натирать мозоли?!
О, избавь меня, господь,
от подобной роли*
Причем делали это так, как будто он мог на них обидеться, то есть
был живым и чувствующим существом (возможно даже человеком):
Жизнь на свете хороша,
коль душа свободна,
а свободная душа господу угодна.
Не прогневайся, господь!*
